Неточные совпадения
Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или
лорд Байрон, а между
тем целый век остаются титулярными советниками?..
Паратов. Конечно, не
лорд; да они так любят. А
то просто: сэр Робинзон.
Кроме торжественных обедов во дворце или у лорда-мэра и других, на сто, двести и более человек,
то есть на весь мир, в обыкновенные дни подают на стол две-три перемены, куда входит почти все, что едят люди повсюду.
Если б он умел приладиться к
той жизни, он, вместо
того чтоб умереть за тридцать лет в Греции, был бы теперь
лордом Пальмерстоном или сиром Джоном Росселем.
Я мог бы написать целый
том анекдотов, слышанных мною от Ольги Александровны: с кем и кем она ни была в сношениях, от графа д'Артуа и Сегюра до
лорда Гренвиля и Каннинга, и притом она смотрела на всех независимо, по-своему и очень оригинально. Ограничусь одним небольшим случаем, который постараюсь передать ее собственными словами.
— Заметьте, — добавил я, — что в Стансфильде тори и их сообщники преследуют не только революцию, которую они смешивают с Маццини, не только министерство Палмерстона, но, сверх
того, человека, своим личным достоинством, своим трудом, умом достигнувшего в довольно молодых летах места
лорда в адмиралтействе, человека без рода и связей в аристократии.
Граф Воронцов посылал его к
лорду Гренвилю, чтобы узнать о
том, что предпринимает генерал Бонапарт, оставивший египетскую армию.
— Прекрасно-с! — возразил Абреев. — Но английские
лорды, встречая насмешки и порицания, находят в
то же время защиту и поддержку в своей партии; мы же в ком ее найдем?.. В непосредственном начальстве нашем, что ли? — заключил он с насмешкою и хотел, кажется, еще что-то такое пояснить, но в это время раздались шаги в зале.
— Проповедуй воздержание от деторождения во имя
того, чтобы английским
лордам всегда можно было обжираться, — это можно.
Если сам я un outchitel и кажусь чем-то subalterne, [Второстепенный (фр.).] ну и, наконец, без защиты,
то мистер Астлей — племянник
лорда, настоящего
лорда, это известно всем,
лорда Пиброка, и
лорд этот здесь.
Между
тем в зале уже гремела музыка, и бал начинал оживляться; тут было всё, что есть лучшего в Петербурге: два посланника, с их заморскою свитою, составленною из людей, говорящих очень хорошо по-французски (что впрочем вовсе неудивительно) и поэтому возбуждавших глубокое участие в наших красавицах, несколько генералов и государственных людей, — один английский
лорд, путешествующий из экономии и поэтому не почитающий за нужное ни говорить, ни смотреть, зато его супруга, благородная леди, принадлежавшая к классу blue stockings [синих чулок (англ.)] и некогда грозная гонительница Байрона, говорила за четверых и смотрела в четыре глаза, если считать стеклы двойного лорнета, в которых было не менее выразительности, чем в ее собственных глазах; тут было пять или шесть наших доморощенных дипломатов, путешествовавших на свой счет не далее Ревеля и утверждавших резко, что Россия государство совершенно европейское, и что они знают ее вдоль и поперек, потому что бывали несколько раз в Царском Селе и даже в Парголове.
Я недавно видел, как
лорд Пальмерстон сидел, накрывшись шляпой, в
то время как член оппозиции громил министерство, и вдруг встав, трехчасовою речью отвечал на все пункты противника; я видел это и не удивлялся, потому что нечто подобное я тысячу раз видел между Егором Михайловичем и его барыней.
«Дайра, восточная повесть», «Селим и Дамасина», «Мирамонд», «История
лорда N» — всё было прочтено в одно лето, с таким любопытством, с таким живым удовольствием, которое могло бы испугать иного воспитателя, но которым отец Леонов не мог нарадоваться, полагая, что охота ко чтению каких бы
то ни было книг есть хороший знак в ребенке.
В Англии
тот же успех встретил Овэна: его первое сочинение — «Об образовании человеческого характера» — было теперь разослано к разным
лордам, прелатам, членам палаты депутатов, во все возможные университеты.
Лорд Сидмут официально объявил Овэну, что правительство одобряет его идеи и постарается применить их, как только общество будет к
тому приготовлено.
— Что тут видеть, душа моя? Ты думаешь, он так и смотрит
лордом Байроном? (В
то время только что начинали у нас толковать о
лорде Байроне.) Пустяки! Ведь и я, душа моя, в кои-то веки слыл забиякой.
«Да вы с ним третьего дня играли», — «Неужели это
тот, который играл
лорда?» — «
Тот самый».
Заметно было в нем, что с ранних дней
В кругу хорошем,
то есть в модном свете,
Он обжился, что часть своих ночей
Он убивал бесплодно на паркете
И что другую тратил не умней…
В глазах его открытых, но печальных,
Нашли бы вы без наблюдений дальных
Презренье, гордость; хоть он не был горд,
Как глупый турок иль богатый
лорд,
Но всё-таки себя в числе двуногих
Он почитал умнее очень многих.
— Нет, я его не знала, но брата его,
лорда Кейта, видела один раз и
то мельком, проездом через Швейцарию, куда меня маленькую возили из Киля.
— Я городской голова… — пробормотал он. —
То есть, лорд-мер… муниципале… Вуй? Компрене? [Да? Понимаете? (искаж. франц. Oui? Comprenez-vous?)]
Вы так запутались, что не понимаете
того обязательства, которое вы имеете перед бедным тирольцем, доставившим вам чистое наслаждение, а вместе с
тем считаете себя обязанными даром, без пользы и удовольствия, унижаться перед
лордом и зачем-то жертвовать ему своим спокойствием и удобством.
— Господа
лорды и джентльмены из второй тройки! Сто червонцев
тому, кто принесет сюда голову Кости Берегового! — вытянув шею, голосом волка из «Красной Шапочки» кричит Денисов.
— Ах!
Лорды и джентльмены, ничего она не понимает, я вижу, эта миледи! Я говорю, конечно, не о татарском иге и нашествии Батыя, а о
тех мирных халатниках-татарах, которые ходят к нам на дворы для покупки разного хлама.
—
Лорды и джентльмены! — напрягая свой и без
того зычный голос, произносит Боб. — Я предлагаю тотчас же бежать следом за «маэстро», упросить его вернуться, простить и не оставлять нас. Сейчас же, не теряя ни единой минуты, господа.
Кто больше человек и кто больше варвар:
тот ли
лорд, который, увидав затасканное платье певца, с злобой убежал из-за стола, за его труды не дал ему мильонной доли своего состояния и теперь, сытый, сидя в светлой покойной комнате, спокойно судит о делах Китая, находя справедливыми совершаемые там убийства, или маленький певец, который, рискуя тюрьмой, с франком в кармане, двадцать лет, никому не делая вреда, ходит по горам и долам, утешая людей своим пением, которого оскорбили, чуть не вытолкали нынче и который, усталый, голодный, пристыженный, пошел спать куда-нибудь на гниющей соломе?
Знаменитый адмирал
лорд Нельсон, который, по словам русского посла в Лондоне, был в
то время вместе с Суворовым кумиром английской нации, тоже прислал генералиссимусу восторженное письмо.